Начальная страница

Николай Жарких (Киев)

Персональный сайт

?

1. Введение

Г. П. Когитов-Эргосумов

“Десять тысяч старых борцов, авантюристов – он называл их народ

Л.Фейхтвангер “Братья Лаутензак”

Без представления о народе как о более или менее значительной группе людей, к которой обращены все помыслы, заботы и действия отдельного человека, невозможна никакая творческая деятельность – возможно только наглое хищничество, не признающее других запросов, кроме требований собственного брюха, и других идеалов, кроме “только никого не трогай, и можешь быть уверен, что и тебя никто не тронет”. Сам по себе этот тезис не нуждается в подробном обосновании; возьмём хотя бы этот знаменитый проект “О расстрелянии и благих оного последствиях” – разве не остался бы он пустой бумажкой, годной только для оклейки окон, если бы не было народа, который надлежит расстреливать, народа, о благе которого заботились авторы? Смешно даже подумать.

“Все общественные идеалы, как бы ни было велико их разнообразие, всё-таки, в окончательном результате, сливаются и сосредоточиваются в одном великом понятии о народе, как о конечной цели всех стремлений и усилий… Системы самые нелепые и несправедливые – и те сознают это и не могут обойтись без того, чтобы не прикрывать свои нелепости и неправды мнимым служением интересам народа.” [М.Е.Салтыков “Наша общественная жизнь” – Апрель 1864 г.]

Этот тезис полностью приложим и к художественному творчеству, а не только к административному, которое у нас на Руси всегда было главным видом творчества, и к научному, которого у нас на Руси и вовсе никогда не было. Любое произведение искусства – это явление общественное, оно имеет смысл лишь постольку, поскольку оно воздействует на чувства, мысли и волю множества людей. Большая куча камней называется пирамидой, или заупокойным храмом (мавзолеем, ещё говорят) потому, что она сложена людьми для внушения людям, во-первых, мысли о том, что наши родные ацтекские или египетские цари ничуть не хуже других; во-вторых, чувства законной гордости: “Мы глуповцы! Нет в мире народа сильнее и мудрее! Ни у кого такой пирамиды нет, а у нас – есть!” В-третьих, враги отечества, ещё издали завидев нашу пирамиду, скажут себе: “Да, лучше с ними не связываться! Уж если они в мирное время такие пирамиды воздвигают, то чего же от них можно ожидать на войне!” – после чего плюнут и отойдут прочь со срамом. Список в этом роде можно продолжать, но и так ясно, что пирамида – произведение искусства, поскольку она заставляет людей вырабатывать более или менее определённое отношение к себе без малейшей помощи полиции.

Разумеется, по прошествии тысячелетий отношение людей к пирамиде изменилось. Сейчас мы при виде подобных мавзолеев думаем: “Вот памятник ста тысячам безвестных людей, погибших от голода, побоев, солнечного удара, увечий от камней (или, как выражались в Египте Древнего Царства, “от трудового энтузиазма”), памятник трём загубленным поколениям миллионного народа, жившим под вечным страхом попасть “на пирамиду”, памятник первому опыту превращения страны в единый лагерь с целью истребления собственного, чересчур расплодившегося народа…”, или: “Здесь лежит тот, перед кем трепетал весь Рим…” (с точки зрения нашего человека, Рим – столица Египта), или по крайней мере думаем: “Хорошо, что эти сто тысяч человек израсходованы на строительство пирамиды. Ведь если бы они не умерли на этой ударной стройке, их пришлось бы убить, чтобы они даром хлеб не ели, а это было бы уже бесчеловечно. И начальники проявили большую мудрость, что не потратили их на подъём сельского хозяйства, орошение пустыни (‘целины’, как говорили во времена Древнего Царства), или на освобождение от иноземного ига ихних исконных (то есть никогда ранее им не принадлежавших) земель на Юкатане или в Палестине. От этих предприятий уж точно через пятьдесят лет ничего бы не осталось, а пирамида и о ею пору стоит”. Таким образом, и сейчас мавзолей является памятником искусства, поскольку порождает в народе мысли и чувства. А отсюда в народе (я решительно утверждаю, что и всякая малая часть народа – народ, и даже один человек, которому не безразлично, что делалось, делается и будет делаться с его землёй, который способен испытывать боль, когда всем плохо, и радость, когда всем хорошо, способен действовать в соответствии с этими надличностными чувствами, а не только по велению собственного брюха или начальства – тот народ), так вот, отсюда в народе появится мысль: “А не строим ли и мы что-нибудь вроде пирамиды?” Оглядевшись вокруг и убедившись, что действительно ни малейших признаков пирамиды на горизонте не видно, а вместо этого видно планомерное развитие сельского хозяйства нечернозёмной полосы (“пустыни”, как говорили древние русские агиографы) и планомерный же отвод и без того ограниченного контингента войск из Афганистана, он успокоится и с чувством законной гордости скажет: “Нет народа нас сильнее и мудрее!”

Пример с пирамидой должен достаточно разъяснить читателю характер предстоящего анализа оперы “Катерина Измайлова”. Здесь вовсе не будет музыковедческих рассуждений – это будет взгляд из зала, из народа, рассказ о тех веерах эмоциональных и мыслительных ассоциаций, которые порождает это произведение именно в конце 20-го века. Полезность такого разбора, по-моему, несомненна – слишком многие из нынешних сочинителей стремятся не воспитывать народ, а угождать начальству. Такие люди мнят себя художниками – главным образом, потому, что получают премии “в области литературы и искусства”, публицистами – потому, что получают премии “в области журналистики”, учёными – потому, что получают премии “в области науки”. Представление о нашем времени, составленное на основе таких писаний, выйдет хотя и несомненно благонамеренное, но не весьма для нас лестное и, пожалуй, даже не совсем правильное. В самом деле, что хорошего в том, что потомки, глядя на подобные сочинения, скажут: “Подлое же это было время, раз создатели отхожих мест почитались художниками”? Так что взгляд из народа, сам по себе характеризуя свою эпоху (именно, указывая меру понимания того или иного произведения искусства), способствует ещё и формированию честных художников, не продающих истину за порцию чечевичной похлёбки, осознающих себя как часть народа, а не как добровольных помощников правительства (оно у нас, слава богу, и само себе помочь может).

Итак, читатель предупреждён. А затем, писать донос уже сейчас или прежде прочесть всё до конца – каждый решает сам.